Фундаментальный труд «История Средней Азии» был создан Юрием Николаевичем Рерихом во второй половине 1930-х годов, но стал доступен читателю лишь спустя пол века, благодаря издательской деятельности Международного Центра Рерихов.
В труде Ю.Н. Рериха история Центральной Азии и ее исследований предстает в качестве обширной панорамы, охватывающей огромный временной период от палеолита до XIV в.
При этом во всех своих трудах Юрий Николаевич опирался на философско-научную методологию, которой придерживались все члены семьи Рерихов, и которой были присущи такие принципы как:
— космизм;
— синтез разнообразных знаний для воссоздания целостного образа истории и культуры Востока и Средней Азии;
— широкие межкультурные коммуникации;
— признание эволюционной роли кочевников в истории (номадистика).
Рерихи рассматривали пути эволюционных влияний в направлении с Востока на Запад: «Рерихи считали Центральную Азию колыбелью человечества. И древнейшие великие переселения народов имели, по их мнению, направление с Востока на Запад. На Востоке следует искать истоки философской мысли и научного знания. С Востоком было тесно связано и прошлое России» [1, С. 8]. В то время как многие другие исследователи рассматривали взаимные влияния с противоположной стороны, то есть с Запада на Восток.
В труде «История Средней Азии» Ю.Н. Рерих дает описание Центральной Азии как природного, исторического культурного целого: идея целого доминирует в исследовании, части вписываются в него, выявляются закономерности их развития, взаимодействия, ритмы функционирования [1, С. 10].
Основной тезис работы «Степь — начало объединительное». Степной пояс Евразии Юрий Николаевич считал соединительным звеном между странами классического Востока и Запада, а также он имел огромное влияние на формирование культуры России [1, С. 11].
Еще в совсем раннем возрасте, в письме к родителям Юрий Рерих писал: «Моя теория подтверждает теорию проф. Ростовцева о иранском происхождении княжеского рода скифов на юге России. Постановка вопроса очень обширна и позволяет объяснить многое в скифском народном искусстве. Выясняется громадное значение Средней Азии в истории юга России». (Выделено мною, А.С.) [4, С. 39].
О периоде неолитической расписной керамики Ю.Н. Рерих писал: «В поздненеолитический период через всю среднеазиатскую область пролегал пояс расписной керамики. В настоящее время нам известны лишь отдельные звенья этой цепи, среди которых назовем Триполье, Анау, Кельтеминар и Яншао» [1, С. 80].
Согласно современным исследованиям, пояс неолитической расписной керамики включает в себя такие поселения как: Шипениц в Буковине — Кокутени в Молдавии — Петрены в Бессарабии — Триполье (около Киева) — Баньшань в Ганьсу — Яншаоцуань в Хэнани (ок. 1700 до н.э.) [1, С. 442].
«Науке еще предстоит выяснить культурную связь, существовавшую в древности между поселениями Анау и неолитическими и палеометаллическими культурами Ирана, Северной Индии и Китая. Долгое время Анау оставался изолированным оазисом неолитической культуры в пределах среднеазиатского мира. Отмечалось сходство керамики Анау с керамикой Триполья и допускалось восточное происхождение трипольской культуры и родственной ей культуры Галичины и Дунайской области. Но вот шведский археолог И. Г. Андерсон открывает и исследует ряд богатейших неолитических поселений на крайней восточной периферии среднеазиатского мира. В местечке Яншао, в провинции Хэнань, он обследует поздненеолитическое поселение земледельцев, возделывавших рис (…), что указывает на связь этой культуры с юго-восточными областями Азии. В Яншао были найдены многочисленные прекрасно обработанные каменные орудия и расписная керамика, напоминающая далекие Анау и Триполье.» [1, С. 82].
Далее Юрий Николаевич указывает, что ряд поселений переходного от неолита периода были обнаружены Андерсоном «на всем пространстве от Маньчжурии до Кукунора на северо-востоке Тибета. В пещере Шаготунь в Южной Маньчжурии была найдена красная керамика с черным орнаментом, сходная с керамикой Яншао» [1, С. 82].
Ю.Н. Рерих считал, что для изучения евразийского единства наиболее подходит комплексный культурно-исторический подход. Помимо традиционного анализа политических событий, такой подход должен включать в себя обширные сведения по этнологии, сравнительно-историческому языкознанию, религии, искусству [1, С. 9-10].
Опираясь на последний тезис, мы остановимся на очень небольшом периоде, затрагиваемом в повествовании Юрия Николаевича о Центральной Азии — на периоде позднего неолита, который объединяет регионы степного пояса искусством расписной керамики [1, С. 11].
Привлечем к традиционному историческому описанию этого периода, данному Юрием Николаевичем, более поздние сведения сравнительного религиоведения и мифологии, дающих возможности приоткрыть закономерности духовной жизни народов Евразии до-письменного периода. За последние десятилетия в этих областях знания накопилось огромное количество материала. Не имея возможности здесь охватить всех авторов, близких данной тематике, остановимся только на двух очень важных работах:
— Евсюков В.В. Мифология китайского неолита. По материалам росписей на керамике культуры Яншао.
— Рыбаков Б.А. Космогония и мифология земледельцев энеолита.
Методология исследования семантики керамических росписей культуры яншао, изложенная в монографии В.В. Евсюкова, опирается на композиции сюжетов росписей. Уделяя много внимания сложностям и противоречиям среди исследователей духовной культуры до-письменного периода, автор указывает: «Композиции являются изобразительными постольку, поскольку отражают определенный сюжет, т. е. синтаксическую связь понятий, атрибутов, персонажей, обстоятельств. В архаической культуре эти сюжеты реализуются в форме мифов» [2, С. 28].
Говоря о роли мифов в истории древних обществ, В.Евсюков, вслед за огромным количеством авторов-исследователей данной темы, утверждает: «Вся идеология первобытного общества мифологична. Миф — это modus vivendi, мировоззрение и в этом смысле включает в себя религиозные представления, ритуалы, космологию, этику, эстетику и пр. Закономерности, присущие мифу, характерны и для архаичного мышления и культуры в целом, поэтому далее основное внимание будет уделено именно мифам, в той мере, в какой они непосредственно связаны со стоящими перед нами задачами интерпретации доисторических изображений» [2, С. 28].
Совершенно закономерно для интерпретации росписей, В. Евсюков использует уже утвердившуюся методику, когда за многообразием сюжетов и связанных с ними метафор, необходимо разглядеть единообразие, вычленив некую инвариантную структуру [2, С. 32].
«Методология интерпретации доисторических образов определяется движением от общего к частному, от основных закономерностей духовной культуры первобытности к ее конкретным проявлениям в мифах, обрядах, ритуалах и т. п.», — указывает исследователь [2, С. 34].
Евсюков исходит из тезиса о том, что духовная культура древних народов, в том числе изобразительное искусство, как одно из ее проявлений, не являет собой хаотичное, случайное нагромождение понятий. Она обладает довольно четкой глубинной структурой, определенной системой, которая сохраняется на протяжении целых исторических эпох, при видимой на поверхности неупорядоченности многообразия имен и сюжетов.
Так, инвариантными для всех народов мира являются мифологемы Небо-Земля, Мировое древо, Четыре стороны света и др., что убедительно доказано достижениями сравнительной мифологии и религиоведения. «Применительно к изобразительному творчеству сказанное означает необходимость тщательного изучения в первую очередь его композиционных структур и иных общих закономерностей» [2, С. 22].
Конкретизируя данные подходы для китайской культуры Яншао, В. Евсюков отмечает, что «Древнейшее изобразительное искусство Китая создавалось его творцами не произвольно, а в соответствии с установленными канонами, в свою очередь обусловленными категориями и понятиями первобытного мировоззрения. Именно это делает возможным семантический анализ росписи яншао, а на его основе — реконструкцию основных характеристик и закономерностей духовной культуры ее создателей. Полученные результаты позволяют расценить мировоззрение яншаосцев как весьма высокоразвитое. Его содержание отнюдь не исчерпывается лишь культом плодородия, страхом смерти и поклонением обожествленным силам природы. Оно включает в себя целый комплекс сложных религиозно-мифологических представлений» [2, С. 108].
Назовем следующие из основных композиционных сюжетов, выделенных В. Евсюковым при исследовании неолитической китайской керамики:
- Космогонический миф об отделении неба от земли исполином-первопредком, зафиксированный в орнаментации керамики яншао, находит аналогии не только в древнекитайских мифах, но и в фольклоре многих других народов. По мнению Евсюкова и некоторых других исследователей, на многих сосудах периода баныпань и мачан (финал неолита) изображен сюжет известного мифа об отделении Неба от Земли первопредком. Исследователь Л.С. Васильев считал, что запечатлен китайский первопредок Паньгу. (При этом генеральной концепцией Л.С. Васильева была теория западного влияния на восточные культуры).
- От космогонии неотделима космология, представляющая собой ее синхронный срез. Неудивительно, что космогонический первопредок яншао оказывается одновременно и одной из возможных мифологических метафор образа мирового древа, универсально моделирующего пространственно-временные отношения в мифопоэтическом сознании большинства древних и архаичных народов. Особого внимания заслуживает баныпаньская композиция (рис. 17), где между двумя антропоморфными фигурами изображена извивающаяся, с поднятой вверх головой змея. Примечательность двух яншаоских изображений обусловлена тем, что композиции этого типа необычайно популярны в древнем искусстве всего мира и, надо думать, отражают некоторые основополагающие и универсальные элементы мировоззрения [2, С. 47].
- Четыре стороны света. Изучение яншаоского орнамента позволяет считать, что неолитические предки древних китайцев имели достаточно сложные и развитые представления о пространстве четырех сторон света (север-юг, восток-запад), которые составляли целостную космологическую картину мира (рис. 28, 30).
Академик Борис Александрович Рыбаков считал орнамент расписной керамики неолита «одной из самых ярких и увлекательных страниц истории первобытного искусства» [3, Ч.1, С. 1], особо выделяя при этом керамику трипольской культуры IV – III тыс. до н. э. как «наиболее богатую и полнокровную». Рыбаков известен именно углубленным семантическим анализом орнаментов трипольской керамики.
«Трипольский орнамент очень многообразен и сложен, и при его разгадывании нужно отыскать несколько ключей».
Одним является этнографический материал по народному искусству, он содержит до сих пор элементы, зародившиеся в период трипольской культуры.
Другим ключом является индоевропейская мифология, священные гимны Ригведы и Авесты.
Третий ключ — научная реконструкция древнейшей индоевропейской лексики, очерчивающей круг отвлеченных понятий, с помощью которых древний человек описывал мир.
Самым главным ключом Рыбаков считал мировоззрение и психологию земледельцев, хорошо известные нам по позднейшим мифам, этнографическим языческим обрядам и церковным поучениям [3, Ч.1, С. 2].
В рамках данной статьи невозможно глубоко рассмотреть основные положения дешифровки орнаментальных композиций Триполья по Б. Рыбакову. Здесь мы просто посмотрим на них визуально.
На рис. 31 представлены композиции, которые также можно трактовать как процесс отделения Неба от Земли мифичным первопредком-гигантом.
На рис. 36 данная мифологема еще более наглядна в своем изображении. По мнению Рыбакова здесь изображен первочеловек-гигант индоевропейской мифологии Пуруша.
Налицо параллели с китайским Паньгу.
Так же для трипольских орнаментов характерны изображения, сходные с китайской космологией — орнаменты, свидетельствующие о пространственных представлениях: два творящих начала, четыре стороны света, мировое древо и т.д. (рис 30).
В орнаментах Триполья присутствуют также сюжеты, которые можно интерпретировать как Богиню-Мать, трехпалое божество и другие, характерные и для керамики китайского Яншао.
Исходя из всего вышесказанного, можно сделать выводы, что предсказание Ю.Н. Рериха о том, что «науке еще предстоит выяснить культурную связь, существовавшую в древности между поселениями Анау и неолитическими и палеометаллическими культурами Ирана, Северной Индии и Китая» во многом оправдалось позднейшими исследованиями нематериальной культуры этих неолитических поселений средствами сравнительных мифологии, этнографии, лингвистики и других родственных направлений науки.
В том, что подобные исследования могут вестись только с позиций широкого «комплексного культурно-исторического подхода» Юрий Николаевич Рерих тоже оказался абсолютно прав.
И, конечно же, потрясающее сходство интерпретаций орнаментальных сюжетов неолитической керамики далекого китайского Яншао и близкого нам Триполья, подтверждают один из самых ярких тезисов научного наследия Юрия Николаевича Рериха: «Степь — начало объединительное», и элементы объединяющего влияния степи распространялись на столь обширные территории, что этому не мешали ни Карпаты на западе, ни горные вершины Китая на востоке.
Литература:
1. Рерих Ю. Н. История Средней Азии. В трех томах. Том 1. — М.: Международный Центр Рерихов, 2004. — 470 с., илл.
2. Евсюков В. В. Мифология китайского неолита. По материалам росписей на керамике культуры Яншао. — Новосибирск, изд-во «Наука», Сибирское отделение, 1988, — 128 с.
3. Рыбаков Б. А. Космогония и мифология земледельцев энеолита / Журнал «Советская археология», №№ 1-3, 1965.
4. Рерих Ю. Н. Письма. В 2-х томах. — Т. 1 (1919 — 1935). — М.: Международный Центр Рерихов, 2002. — 352 с., илл.
Эта научная статья А.Ю.Суриной интересна компактным изложением сложной темы, исторической правды. Простому читателю сложно осилить такую информацию. Спасибо автору статьи за труд,посвященный исследованиям Ю.Н.Рериха.
Анечка, ты как всегда, «на высоте». В наше время и такие статьи пишешь, где необходимо глубоко устремляться в тему. Дальнейшего тебе запала и огня в работе.